С.М. Соловьев "Петровские чтения"

лицу
или
собранию
лиц,
ибо
это
новое
дело
по
характеру
своему
непременно
относится
к
известному отдельному ведомству, управляющие
которым
приготовлены
к
делу
своим воспитанием и опытностию, и, как бы дело ни было
ново,
связь
его
с
известным разрядом дел ясна, и по
этой
связи
человеку
приготовленному
и
опытному легко понять его, овладеть им, приложить его.
Но
не
таково
было
положение России в конце XVII и начале
XVIII
века:
разделение
занятий
в
правительственной сфере по известным
ведомствам
быть
не
могло
по
самой
простой причине, что нечего было делить. Явилось сознание необходимости
для
государства, для народа выйти на новую дорогу для
продолжения
исторической
жизни, сознание нудящих потребностей, которым необходимо было
удовлетворить
как можно скорее; но где средства
для
этого
удовлетворения,
где
знание,
уменье приняться за дело? Средство есть, по-видимому, очень легкое: призвать
искусного иностранца и
поручить
ему
дело.
Средство,
по-видимому,
очень
легкое, но в сущности чрезвычайно тяжелое, могущее обойтись для народа очень
дорого, не в отношении только материальном, не
в
отношении
только
денег;
деньги
-
дело
нажитое,
но
при
неразумном,
страдательном
употреблении
означенной меры можно потерять такое нравственное добро, которого
после
не
наживешь.
Мы говорили, что русский народ совершил свой переход из одного возраста
в другой по общим законам развития, уясняемым
посредством
сравнения
жизни
одного народа с жизнию других;
мы
видели,
что
западноевропейские
народы
совершили свой переход по тем же законам, но
видели
при
этом
и
различие
между ними и нами. Важное и с выгодою на их стороне различие
заключалось
в
том,
что
они
получили
сильное
побуждение
к
умственному
движению,
а
следовательно, и к переходу из своей древней
истории
в
новую
посредством
знакомства с памятниками античной, греко-римской мысли. Они стали учиться по
чужим книгам, по книгам, оставшимся от народов, уже сошедших с
исторической
сцены, народов мертвых. Они пошли в науку к древним и не избежали
при
этом
увлечения, подражали до рабства, заучивались чужому до самозабвения, но
все
же имели
важную
выгоду
в
том,
что
учились
не
у
живых
учителей,
не
подвергались влиянию живых потребностей, влиянию, понятно, более сильному
и
более опасному, ибо хотя несколько ученых греков, бежавших из
разрушавшейся
Византийской империи,
и
помогли
в
качестве
учителей
западноевропейским
народам при изучении памятников греко-римской мысли, но число этих
учителей
было ничтожно, приток их не мог возобновляться, и положение их было
таково,
что не могло быть опасно ни для какой народности. Другая важная
выгода
для
западноевропейских народов заключалась здесь в том, что
они
имели
дело
с
законченною умственною деятельностию народов
уже
мертвых;
учение,
школа,
следовательно, должна была сама собою рано или поздно кончиться,
содержание
ее исчерпывалось для ученика и более не подбавлялось; следовательно, ученик,
получивши от школы побуждение и средства к умственному развитию,
мог
легко
приступить к самостоятельной деятельности, пойти дальше
учителей.
Но
этих
выгод не было для русского народа, начавшего гораздо позднее свой переход
в
возраст умственного развития: он должен
был
обратиться
к
народам
живым,
брать от них живых учителей, следовательно, подчиняться влиянию живой чуждой
национальности или национальностей.
В
этом
отношении
положение
русского
народа
было
похоже
на
положение
народа
римского,
который
должен
был
совершить известный переход под руководством греческой
народности,
хотя
и
потерявшей политическую самостоятельность, но еще живой ..далее