С.М. Соловьев "Петровские чтения"

войске, выходцев из разных стран, немцев, французов, шотландцев.
У
себя
в
Западной
Европе
эти
наемные
дружинники
хотя
представляли
известные
особенности, однако не могли поражать резким отличием по общности
нравов
и
обычаев, но понятно, как выделялись они у
нас
в
XVII
веке.
Между
ними,
разумеется, нельзя было сыскать людей ученых,
но
это
были
люди
бывалые,
много
странствовавшие,
видавшие
много
разных
стран
и
народов,
много
испытавшие, а известно, как эта бывалость развивает, какую привлекательность
дает беседа такого бывалого человека, особенно в обществе, где книги
нет
и
живой человек должен заменять ее.
Легко понять, что Петр,
обратившись
раз
к
иностранцам
за
решением
различных
вопросов,
при
своей
пытливости,
страсти
узнавать
новое,
знакомиться с новыми явлениями и людьми должен
был
необходимо
перешагнуть
порог
Немецкой
слободы,
этого
любопытного,
привлекательного
мира,
наполненного людьми, от которых можно было услыхать так много нового о
том,
что делается в стране чудес, в Западной Европе.
Петр
в
Немецкой
слободе,
Петр, представитель России, движущейся в Европу, входит в
этот
чужой
мир,
входит еще очень молодым, безоружным. Молодой богатырь схватывается
с
этою
силою, собственные силы его еще не окрепли, и он,
естественно,
подчиняется
ее влиянию, ее
давлению;
это
влияние
обнаруживается
в
том,
что
самым
близким, любимым человеком становится для него иностранец Лефорт. Лефорт был
блестящий представитель людей, населявших Немецкую
слободу.
Как
все
они,
Лефорт не имел прочного образования, не мог быть учителем Петра ни
в
какой
науке, не был мастером никакого дела, но это был человек бывалый,
и
притом
необыкновенно живой, ловкий, веселый, открытый, симпатичный, душа
общества.
Петр
подружился
с
ним,
подружился
дружбою
молодого
человека,
дружбою
страстною, увлекающеюся,
преувеличивающею
достоинства
любимого
человека.
Влияние Лефорта на молодого Петра сильное, потому что мы подчиняемся
самому
сильному влиянию не того человека, которого мы только уважаем, но того, кого
мы любим. Петру было
весело,
занятно
в
Немецкой
слободе,
среди
людей,
которых речи были для него полны содержания, чего
он
не
находил
в
речах
окружавших его русских людей, и всего приятнее и занятнее было с Лефортом.
Что же делал Петр в этот период влияния Немецкой слободы, лефортовского
влияния? Развитие шло быстро; от работы,
которая
имела
вид
потехи,
Петр
переходил к настоящему делу; и Белое море становилось тесно, плавание по нем
бесцельно, имело также вид потехи, а потехи уже наскучили, не удовлетворяли,
от них оставалась пустота в душе, от них саднило на сердце. Человек мужал, и
являлась потребность сделать что-нибудь важное, полезное. Что же сделать?
Сначала, как обыкновенно, прельщают мечты, молодой человек
еще
рвется
на предприятия далекие, имеющие связь с любимым
занятием;
зачем
без
цели
строить корабли в Архангельске, заказывать их иностранцам?
Нельзя
ли
чрез
Северный океан отыскать проход к Китаю, Индии? Потом
мечта
уступает
мысли
серьезной, осуществимой; на юго-востоке Россия
прикасается
также
к
морю,
имеющему выгодное положение, чрез него можно ближе, удобнее завести торговые
сношения с богатыми странами Азии; на него давно
уже
иностранцы
указывали
московскому правительству, требуя свободного проезда к
нему
для
торговли:
это Каспийское море. Надобно строить
корабли
для
него,
надобно
ехать
в
Астрахань, завести сношения с Персиею. Итак, движение на Восток, к Азии;
но
естественно ли такое движение в тот период жизни
народа,
когда
он
именно
стремился уйти с востока на запад, когда все внимание его было
обращено
на
Европу? Естественно ли было ожидать, чтоб Петр начал с Каспийского
моря?
И
вот поездка в Казань и Астрахань, несмотря на видимую пользу,
практичность,
приложимость, откладывается как дело тяжелое,
неприятное.
Все
внимание
и
желание обращено на запад, там заветное море, туда
надобно
пробраться; ..далее